Когда она началась, Анне Ивановне Лось (в девичестве — Габрусенок) было семь лет. Наивная, доверчивая девчушка, она не до конца понимала сути происходящих тогда событий. Нюрка, как называли девочку, видела, как из родной деревни Макуты, что в Витебской области, в которой-то и было всего семь хат, уходили на фронт соседи. Любопытная Нюра спрашивала у мамы: «А что такое фронт?». Но ответа не получала — на тот момент мама не знала сама.

Постепенно в Освейском районе Витебской области начало формироваться партизанское движение.

— Мой отец был лесником, — вспоминает Анна Ивановна. — И вот однажды пришел к нему знакомый, который стал потом командиром партизанского отряда, и попросил папу посоветовать, где лучше организовать отряд. Лес-то он знал, как свои пять пальцев. Папа, конечно, помог и указал место в районе соседней деревни, что в восьми километрах от нашей. А когда они собирались ехать смотреть его, я выпросила у папы, чтобы взял меня с собой. Не могла я сидеть на месте, любопытная была девчушка!

Иван Семенович, отец Анны, ушел в отряд, как только его организовали. Но на задания в силу возраста не ходил, числился завхозом и отвечал за снабжение продовольствием. С этим тогда проблем не было — продукты партизанам передавали родные, остававшиеся в деревнях. Но если достать провизию труда не составляло, то ее доставка в отряд была делом непростым. Ехать на коне — опасно, могли попасться немцам или предателям. Поэтому все, кто вез провиант, оставались в родительском доме Анны, пока продукты свозили в лес и там прятали. Ни одна поездка не обходилась без любопытной Нюрки. И каждый раз отец задавал ей один и тот же вопрос: «Ты никому из подруг не будешь говорить, куда мы едем?». И она всегда твердо обещала: «Не буду!».

Девочка, как только предоставлялась возможность, была рядом с папой. Она помнит, как однажды партизаны приехали с задания и поставили лошадей с телегами возле их дома. Нюра бегала от одной телеги к другой, смотрела на лежащих на них мужчин и не понимала — почему они не встают. «Дядечка, почему они лежат? — спрашивала я. — А мне отвечали, что просто спят». Уже потом мама объяснила дочери, что партизаны не спали, они были мертвы. Так и росла тогда Аня — в «соседстве» со смертью, горем, слезами.

Первое время в Макутах было тихо и относительно спокойно. А потом немцы, узнав о находившихся рядом партизанах, стали совершать регулярные налеты на деревню. Анна Ивановна вспоминает, как каждый раз во время такого налета она с мамой и старшей сестрой Таней прятались в лесу.

— Однажды, когда мы убегали в лес, я промочила ноги в лаптях. На улице еще морозно было, и я до сих пор помню, как мы сидели под елкой, а я дрожала от холода и говорила маме: «Я пойду попрошу дядечку мне ножки погреть». Не понимала я тогда, что это враг, что пришел он нас убивать. Мне казалось, что люди не могут быть злыми!

Анна Ивановна рассказывает, когда немцы стали активно наступать, все партизанские отряды, которые были в округе, ушли за фронт. Ушел и отец, и старший брат, бывший в отряде связным. О том, что партизан здесь больше нет, немцы не знали. И в одно страшное утро пришли в Макуты, чтобы поквитаться с их родными. Всех, кто был в деревне, вывели из домов, построили и повели. Потом Анна Ивановна узнала — это была дорога к смерти. Но судьба распорядилась по-своему. Она вспоминает, как вели их колонной по полю, как держалась она за подол маминого платья, как мама, увидев, что шедший впереди немец не оглядывается назад, шепнула ей на ухо: «Убегайте в лес». Первой побежала старшая сестра Таня, следом Нюра, а за ними и мама. «Наверное, немец тот все же был неплохим человеком, — и сейчас уверена Анна Ивановна, — ведь он ни разу так и не оглянулся, и из колонны разбежались почти все. Тех, кого довели до места назначения, в деревню Миловиды, всех убили, а деревню нашу сожгли». Маленькая деревенька Макуты прекратила свое существование и после войны так и не возродилась.

Дома у мамы и ее двух дочерей больше не было. Хрупкая женщина и две маленькие девочки сами рыли себе землянку. Крышей, матрацами и одеялами служили им колючие еловые ветки. Маленькая Нюра постоянно плакала: «Мамочка, мне колется». Но что мама могла изменить? И дети терпели. В землянке жили они и зимой. Вместо печки — огонь, который разжигали прямо здесь и постоянно поддерживали горящим. «Я сейчас думаю — мне в квартире холодно, а тогда тепло нам было, хоть и зимы не сравнить с нынешними, а мы, считай, на улице жили!». Что грело их тогда? Надежда и вера, что скоро все закончится, что заживут они как прежде и навсегда забудут об этих страшных днях. Но забыть не удается до сих пор. И разве можно? Забыть, как сообщили новость о том, что погиб отец, как брат, уверенный, что мама с сестрами сгорели в родной деревне, пошел мстить за родных и пропал без вести…

С мыслью о том, что отца больше нет, мама с дочками прожили до 1947 года. А потом папа вернулся домой. Все это время он был в концлагере в Германии, куда его, измученного и тяжелобольного, отправили после немецкого плена здесь, на родной земле. Условия в лагере были нечеловеческими. Иван Семенович рассказывал, как жестоко били палками тех, кто пытался подобрать выброшенные немцами испорченные продукты, как тяжело приходилось работать, как умирали от голода и ран.  Освобождали лагерь советские и английские войска. Еще целый год Иван Семенович восстанавливал силы и здоровье в госпиталях. И все равно домой он вернулся истощенным и больным.

О судьбе брата Василия Анна Ивановна знает лишь из рассказа соседа, которому посчастливилось вернуться живым. «Когда они гнали немцев на Латвию, ему предложили идти учиться в военное училище. Но он, уверенный, что все мы погибли, расплакался и ответил: «Отец погиб, мамка с сестрами погибли, я пойду и отомщу за них!». Так и потерялись его следы там, на территории Латвии. На все запросы и попытки узнать о судьбе Василия родным приходил один ответ — пропал без вести. Сейчас уже внучка Анны Ивановны, Екатерина, которая живет с семьей в г. п. Россь продолжает поиски в надежде узнать хоть какую-то информацию о судьбе бабушкиного брата.

После войны семья Габрусенок жила в деревне Страдно, соседней с их сожженными Макутами. Туда — теперь только на лето — Анна Ивановна возвращается от дочери из Росси. Там ее дом. Там она окончила 8 классов и ушла работать дояркой в колхоз. Больше 30 лет своей жизни отдала Анна Ивановна этому нелегкому труду, и всегда была в числе лучших. Пережила она смерть горячо любимых родителей, похоронила двоих сыновей и мужа. Сейчас дочь Татьяна, пятеро внуков и шестеро правнуков заботятся о бабушке.

Анне Ивановне уже 90, но страшные дни опаленного войной детства она помнит, как будто все это было только вчера. Помнит, а как хотелось бы взять и вычеркнуть их из памяти, вычеркнуть из жизни. Если бы это было возможно… На прощанье она желает мне долгих лет жизни и мирного неба. И на самом деле, для счастья ведь больше ничего и не нужно!