— И не боишься? Там ведь боеви­ки-террористы то взрывают, то кого-ни­будь убивают…

— Может, не так черт страшен, как его малюют? — отвечал я им поговоркой. — Да и пять лет прошло, как не видел родных и близких, свои красивые горы. Надо ехать…

Там, на месте, я пробыл двадцать пять дней. В своем селе Цудук, сосед­нем Кандик, райцентре Хив, лезгин­ском райцентре Касумкент, селе Архит, Каспийске, Махачкале, за пятнадцать километров от столицы на кладбище у села Талчи, где похоронен друг дет­ства Курбан. Проезжал с племянником Пашой (ударение на втором слоге) на его «Жигулях» по крутейшим дорогам среди невиданных мною ранее гор в стороне Агульского района. Встречался в этих названных местах со многими людьми то в гостях, то в дороге, то просто на улице. И ни у кого из них не заметил тревоги, а тем более паники насчет боевиков. Они, конечно, знают, что «эти» нет-нет, да и заявляют о себе, порой совершая убийства. Силовика или священника, преданного традиционной исламской вере. Но дагестанцы, если заденут их душу, обиду не прощают.

В один из дней с Пашой и его быстрой супругой Май мы поехали в Касумкент покупать утят, комбикорм и баранину. Это километров за двадцать пять от Цудука. Въехали в главную улицу и на одном из поворотов нат­кнулись на внушительное оцепление военных с автоматами. Позади них виднелись эффектного вида военные машины. Паша спросил, как нам дальше двигаться?

— Поезжайте по соседней улице — здесь мы с минуты на минуту ждем бандитов...

На следующий день узнаем, что в Касумкенте уничтожено трое боевиков.

В другой раз я пешком возвращался из Хива (до моего села пять километров). У развилки дорог заметил временный полицейский пост. Трое силовиков, мешки с землей, голубой легкий тент…

Подхожу, говорю салам алейкум, знакомлюсь. Спрашиваю, как дела, не беспокоят ли «эти»?

— Как-то появились тут двое, мы их уничтожили, и больше никто не суется. Желание отпало. Но мы на посту…

— «Эти», — говорит прапорщик, — злые на тех, кто в погонах. И есть за что: мы им не даем житья.

Ребята угостили меня персиками, и я продолжил путь. Но не успел пройти и километра, как догнала легковая машина. Остановилась, и двое молодых ребят спросили, куда иду.

— В Цудук, говорю, я оттуда родом.

— Садитесь, подвезем до поворота, а там нам направо.

— Оставшийся путь с извилистыми подъемами я проехал еще на одной машине. Такие в селах Дагестана люди: обязательно остановятся и подвезут путника. Бесплатно! Захочешь заплатить — обидятся.

Чем вообще занимаются люди на моей малой родине? Пасут по очереди коров и овец. Обрабатывают огороды, третью часть которых, как правило, занимают плодовые деревья. Многие молодые мужчины работают на стройках в разных городах России. А женщины заняты домашним хозяйством. Вести его стало легче с появлением года три назад почти во всех аулах природного газа. Его жгут в оригинальных и универсаль­ных металлических печках. На них и еду готовят, и жилье ими отапливают.

Многие молодые женщины вновь вручную ткут красивые персидские ковры, объединившись в «звенья» из пяти человек. И это очень отрадно: с появлением «машинных» ковров даге­станские ковроткачихи много лет были лишены этого традиционного занятия и, следовательно, небольшого дополнитель­ного дохода. Теперь «кто-то откуда-то» заказывает их горянкам. Однако узнать кто, я за время пребывания в своем горном крае так и не смог.

— Сколько же получаете за работу? — спрашиваю у проворных мастериц.

— По шестьдесят тысяч каждая за два месяца, — отвечают.

Эти ковры размером 4х7 метров — почти произведения искусства. Девочек приучают к такому ремеслу с вось­ми-десяти лет.

…Как же отзываются дагестанцы об «этих», то есть бандитах?

— А, «эти»? Ненормальные они, да.

Люди убеждены, что «ими» руково­дят из-за границы. С целью расшатать Россию.

— Пустые потуги, — сказал один мой собеседник. — Россия — крепкая громадина!