Что было — не забудется

Вишневичи сегодня — одна из самых малонаселенных деревень Субочского сельсовета. Да и района тоже. Постоянно проживает здесь всего четыре человека: двое на одном конце деревенской улицы, двое — на другом. Естественно, так было не всегда. В начале прошлого века, например, здесь проживало 139 сельчан. Примерно такое же количество жителей насчитывалось и во времена расцвета деревни, выпавшего на середину 60-х. В то время ни один ее житель даже предположить не мог, что запустение постигнет их любимое местечко.

К слову, умирающие деревни — не уникальное явление ни для Беларуси, ни для Швейцарии. В каждой стране мира существуют бесперспективные деревни, которые раньше или позже угаснут. Можно долго рассуждать на тему, почему так происходит, как решить эту проблему и нужно ли ее решать. Да и является ли проблемой закономерный по своей сути процесс? Проект нашей газеты под названием «Моя деревенька» призван зафиксировать момент, пока деревня жива. Рассказать о жителях сельских населенных пунктов, которые любят свою малую родину. Многие из тех, для кого та или иная деревня — самое дорогое место на земле, по ряду объективных и субъективных причин живут в других местах. Но сей факт не умаляет их любви к родным местам, их огромного желания знать, что даже если не будет деревни, то память о ней сохранится на века. Благодаря «Нашему часу», в том числе.

Перейдем, однако, к Вишневичам. Сейчас, когда деревня сверкает яркими красками зелени, желтизны, синевы, она становится не только восхитительной, но и достаточно оживленной — много так называемых дачников заселяет пустующие в другое время дома, содержит их в идеальной чистоте и красоте.

— И это хорошо. Когда нас не станет, пусть наши дома будут хотя бы дачами. Все в никуда не уйдет деревня. Дома не будут снесены, они будут ждать своих новых хозяев, — эту мысль высказали все местные жители. И в голосе каждого из них слышались нотки как грусти, так и надежды. На мой взгляд, чаяния последних коренных вишневичан на продолжение жизни родной деревни вполне обоснованы. Хотя бы потому, что всего 10 километров отделяет эту деревню от районного центра.

История возникновения Вишневичей никому доподлинно неведома. Известно только, что первое упоминание о ней относится к 1796 году, когда она принадлежала помещику Адаму Ельскому. В 1836 году местечко насчитывало всего 9 домов, в которых проживало 78 человек. Примерно в это время количество жителей начало увеличиваться. Территориальная принадлежность читалась так: деревня Вишневичи Шиловичской волости Волковысского повета Гродненской губернии.

По существующей легенде, деревня была расположена не на этом месте, а немного левее, «аккурат за вишневым садом пана». Отсюда и название Вишневичи. Есть и другая версия происхождения названия деревни. Она заключается в том, что пан выделил в своем саду участки трем семьям, члены которых должны были производить для его нужд вишневую наливку, до которой он был охоч. Еще коренные жители слышали от своих предков о загадочном вишневом дереве, которое само по себе выросло на месте возникновения деревни и давало урожай два раза в году. А потом так же неожиданно исчезло. С тех пор, мол, если кто из сельчан и сажал вишни, то они или засыхали, или цвели, но не плодоносили. Так и не стало в Вишневичах вишен.

Зато окрестности были богаты на леса и природные водные объекты. Неповторимой была местная флора и фауна. Но после проведенной мелиорации природа стала менее богатой, места менее красивыми. Например, исчезли озера, практически не прилетают журавли. Зато аисты по-прежнему любят деревню. Вот, например, на этом дереве гордо восседает молодое поколение многодетной птичьей семьи. Это — к процветанию деревни. А еще один из сельчан, который вернулся в родительский дом, посадил вишневые деревья. Они у него отлично растут и плодоносят. И это тоже замечательный признак, ибо вишневое дерево символизирует рождение, смерть и новое пробуждение. Значит, будущее Вишневичей светло и радостно.

Но вернемся еще немного к ее прошлому. В Великую Отечественную войну деревня была оккупирована немецко-фашистскими захватчиками. За время войны от их рук погибли пятеро жителей деревни.

Число же тех, кто рано покинул этот мир по вине войны, в разы больше. Почти в каждом сельском доме одной, а то и двух преждевременных смертей не случилось бы, если бы не война.

Бремя сиротства

Кристина Мартиновна Попко прожила достойную, добрую жизнь. Конечно, она многому радовалась. Но радовалась бы гораздо больше, если бы не детство, которое уж никак счастливым не назовешь.

Мартин Фадеевич Мурончик, отец Кристины, строить дом начал еще до женитьбы. Работящий был он человек, далеко вперед глядящий. Сам он имел девятерых сестер и братьев, его старший брат был тоже многодетным отцом. Испытав тесноту, в которой ютилась семья, он начал строить для себя дом, приговаривая:

— У нас с женой будет много детей. Я хочу, чтобы росли они в просторном, светлом доме. Чтобы спали на отдельных кроватях, чтобы в собственный уголок могли привести друга или подругу.

Влюбился, женился, привел любимую в новый дом. Несмотря на начавшуюся войну, молодожены были счастливы. Особенно, когда узнали о том, что ждут ребенка. Находясь в «интересном» положении, Розалия не изменила своей привычке все лучшее откладывать для партизан, которые были частые гости в деревне. Говорила, что этим людям, бойцам, надо отдавать все самое вкусное и питательное, потому что они, не жалея себя, приближают конец кошмара под названием война. Поэтому молодая женщина, несмотря на уговоры мужа, систематически недоедала. После рождения в 1943 году Кристины роженица заболела. Говорили — туберкулез. К врачу обратиться не получилось и, спустя чуть больше года, она умерла. Маленькую Кристину растил отец. Он часто рассказывал дочке о маме, говорил, какой она была доброй и красивой. Но Кристина была слишком мала, чтобы до конца понимать его слова. Помнит, что папа часто рассказывал о том, какие глаза, губы, волосы были у любимой, но девочка этого не запомнила. Убитому горем отцу растить ребенка помогала его сестра. До конца оправиться после смерти жены у Мартина Фадеевича не получилось, и он ушел следом за женой, когда Кристине исполнилось десять лет. Оставшись круглой сиротой, девочка стала членом семьи тети, перешла полностью под ее опеку, считала ее матерью. Жили, согласно последней воле отца, в выстроенном им для большой семьи доме. Дочь тети, Леонарда, напоминала иногда сироте, что это ее мама, а не Кристины. Но в целом девочка чувствовала себя полноправным членом семьи. По истечении многих лет считает, что тетя Констанция ей полностью заменила мать, а двоюродная сестра Леонарда была по сути родной сестрой. Несмотря на это, сиротство свое девочка ощущала остро. Особенно тяжело было в начальных классах, когда жила с отцом:

— Первые четыре класса я ходила в школу в Озеранки. Помню, приходят девочки, а на голове бантик красивый, в косички ленточка вплетена. Ходят, рассказывают, что это мама их так нарядила. А я спрячусь в уголок и слезы глотаю. Очень хотелось иметь маму. Училась я хорошо, любила это занятие. Дорога в школу была длинной, километров семь по полю. Босиком шли в любую погоду, обувь берегли, в руках несли. Обувались только в школе. С пятого по седьмой класс я училась в Вильчуках, школа была в здании старой усадьбы между Малыми Озеранками и Вишневичами. Послевоенные годы были такими тяжелыми, что и рассказать сложно. Не дай Бог. Ни войны, ни ее последствий. Голод, холод, разруха, тяжелый физический труд с малых лет, вдовство, сиротство… Не дай Бог войны.

Тетя настояла, чтобы Кристина получила среднее образование. Поэтому с восьмого по десятый класс девушка училась в Шиловичской школе. Когда рассказывает о своем детстве и юности внуку, он с интересом слушает, но не верит. Говорит, что такого просто не может быть. Кристина Мартиновна не обижается на это. Лишь мечтает, чтобы и не поверил никогда.

Повзрослев и оставшись жить в отцовском доме, работала в полеводстве. Тяжело было, конечно. Но не зря тетя настаивала на образовании — благодаря этому Кристина в скором времени стала учетчицей. Вышла замуж за хорошего местного парня Вацлава. Заботливый муж, внимательный отец, отличный механизатор. Троих детей — Галину, Анну и Павла — воспитали супруги достойными людьми:

— Дети не доставляли хлопот, росли здоровыми, трудолюбивыми, послушными. Все имеют среднее специальное образование. Могли бы и высшее, но жизнь иначе распорядилась. Все складывалось хорошо, все как у людей. Было, правда, происшествие, которое я еле пережила. С сыном связано, с его службой в армии и вероятностью того, что попадет в Афганистан. Но Бог мои молитвы услышал. И служил мой Паша в Магадане. Далеко, но не на войне. Помню, послала я ему географическую карту, чтобы он отметил, где находится. Он обвел место и подписал — мыс Шмидта. Я храню эту карту до сих пор.

В доме чистота, уют, порядок. Возле печки мурлычет кошка Ася, которую женщина называет подружкой. Сожалеет Кристина Мартиновна о том, что умер муж. Радуется частому приезду детей и внуков. И просит Бога, чтобы не было войны. Знает, что это в жизни самое важное.

Не местная, но своя

Татьяна Ивановна Матвейчик единственная из проживающих постоянно в Вишневичах людей, не местная. В том смысле, что не родилась здесь. Пятьдесят три года назад она в эту деревню «пришла замуж» из Мостовского района.

— С покойным мужем, Геннадием Ивановичем, нас познакомили сестры. Они подругами были, вместе работали. Мы, увидев друг друга, влюбились, как говорят, с первого взгляда. До встречи с ним я не верила, что можно постоянно думать о человеке. Он чувствовал то же самое. Ровно через неделю пошли мы с ним в сельсовет и расписались. Ни дня не жалели потом о своем выборе, — вспоминает пожилая женщина.

— Мне сразу по сердцу пришлась эта деревня. Утопающая в зелени, с цветниками и садами. А вот вишни здесь не росли. Странным это показалась, что нет вишен в Вишневичах. Местные говорили, что и сажать не стоит, урожая хорошего не получить.

Жить решили в родном доме мужа, в этой самой деревне. В скором времени молодая семья построила свой дом, в котором Татьяна Ивановна и сейчас живет. Одна. Три года как вдовой стала. Говорит, что скучновато, конечно, но зато отдохнуть можно за все годы тяжелого крестьянского труда:

— И я, и Гена работали в колхозе полеводами. Без устали много лет трудились, чтобы будущее детей было более легким и счастливым. В поле, бывало, и под палящим солнцем, и под проливным дождем. Тяжелое это дело, но необходимое. Сейчас в сельском хозяйстве работать намного легче. После работы на поле — работа дома: трое детей мал мала меньше и большое подсобное хозяйство. Такая нелегкая у меня была жизнь. У всех сельчан она трудной была.

Нелегкая, но счастливая. Молодость и трудолюбие давали силы на то, что сейчас кажется невозможным. Желание жить «как все», воспитывать детей хорошими людьми, быть уважаемыми людьми, приносить пользу родному предприятию сбылось у Матвейчиков полностью:

— Признаюсь честно, я хотела, чтобы дети стали горожанами. Но, наверное, любовь к земле, к сельской жизни была у них врожденной. Дочери мои Янка и Лена живут и работают в сельской местности. Только сын Виталик построился в городе. Но огород сажает.

Татьяна Ивановна сейчас не в состоянии уже тянуть хозяйство. Да и надобности нет. Так, по мелочам сеет бураки и морковку. Остальной огород засаживает картофелем.

— Сейчас жизнь хорошая — сытая и комфортная. Вот у нас людей совсем мало осталось, а автолавка дважды в неделю приезжает. Любой деликатес при­везут, попроси только. Не забывают нас работники сельсовета, особенно новый председатель. Социальные службы навещают. 

Сядет Татьяна Ивановна на лавочку у дома, смотрит на пустынную деревню и вспоминает Вишневичи сорокалетней давности. Сколько людей здесь жило, как шумно было! А сейчас только дачники на сезон приезжают. Но и это хорошо.

Там, где прошло детство

Жизнь сложилась так, что долгое время Янина Марьяновна Куличик жила то в Волковыске, то в Вишневичах. Окончательно перебравшись в родительский дом, еще больше поняла, как дорога ей малая родина.

Как и все сельские родители, мама и отец Янки хотели для дочери лучшей доли. Городской. И причина была для всех одинакова — не надо, чтобы дети трудились так тяжело, как они сами. Большое подсобное хозяйство дома, нелегкая малооплачиваемая работа в колхозе (совхозе), вечные «дзялки» бураков и других сельхозкультур в прямом смысле не оставляли для сельчан ни минуты свободного времени. Разве что у сна отрывали часок-другой.

— Несправедливо это было по отношению к сельским жителям. Неправильно. Неверно там, наверху, продумано. Отсюда и упадок деревни начался, — считает Янина Марьяновна.

Она любила деревню, но жить хотела легче. Окончив среднюю школу, поступила в училище в Бресте, получила специальность швеи-мотористки, устроилась на работу по профессии. Там же, в областном центре, встретила свою судьбу — парня по имени Степан. Поженились, снимали квартиру. Было очень тяжело материально. А когда родились один за другим два сына — Эдуард и Юрий, жить стало просто невыносимо. Решили ехать в деревню, на родину жены. В небольшом доме проживали родители Янины, которые с радостью приняли семью дочери. В тесноте, да не в обиде. Но работать в сельском хозяйстве ни Степан не стал, ни Янина. Он рабочим на завод КСОМ устроился, а она — уборщицей в горком партии. Говорит, что подобная непрестижная работа нужна была для того, чтобы успевать и за хозяйством приглядывать, и за детьми. На работу и обратно добиралась, как придется: пешком, на велосипеде, на попутках…

Спустя некоторое время Степан получил квартиру от предприятия. Сыновья выросли, поступили в высшие учебные заведения. Эдик строителем захотел быть, а Юра в сельское хозяйство подался.

— Чтобы потянуть двоих студентов, я снова начала мотаться в Вишневичи, где было большое подсобное хозяйство. А в 90-х, когда привычная жизнь рухнула, и впору было идти с протянутой рукой, в голову все чаще приходила мысль уехать в деревню навсегда. Примерно в это время умерли родители, а свиньи, куры и другая живность остались. И снова маршрут Волковыск — Вишневичи стал для меня постоянным, — вспоминает женщина.

В родительский дом Янина Марьяновна со Степаном Степановичем переехали после того, как она ушла на пенсию. Сыновья уже имели свои семьи. Эдуард жил и работал в Петербурге, а Юрий — здесь, на Гродненщине.

Сейчас, после смерти мужа, Янина Марьяновна проживает одна в родительском доме. Говорит, что рада провести зрелые годы в самом лучшем на свете месте.

Родительский дом навсегда

Бронислав Вацлавович Попко три года назад вернулся в родительский дом, чтобы провести здесь зрелые годы и встретить старость. И понял, что только на малой родине возможно испытать настоящее счастье.

Здесь он родился и вырос. Здесь босоногим мальчишкой играл с друзьями в войну, здесь слушал мамины рассказы об отце, которого толком не знал:

— Папа умер, когда мне было пять лет. Он фронтовик, дошел до Кёнигсберга, где был взят фашистами в плен. После окончания войны вернулся домой с подорванным здоровьем. И спустя пять лет умер. Нас у мамы было пятеро, я — младший. Детство вспоминаю, как самое счастливое время. Но и трудное. Потому что работать приходилось тяжело и много. В шесть лет я уже умел косить траву. Пас коров, носил дрова. Помогал старшим братьям как мог. Потом наш дом сгорел, и мы начали строить новый. Вот этот. И штукатурить научился, и кладку ложить. Руки пухли, но от работы не отлынивал.

Деревня его молодости — это веселое место, где было много молодежи:

— Пацанов примерно одинакового возраста было 15. Девчонок тоже было много. Сами соорудили танцплощадку, куда собирались и местные, и приезжали из других деревень. У нас был парень — баянист знатный. Как заиграет-запоет, то только безногий не пустится в пляс. Кстати, у нас не было ни одной драки. Потому что всех «чужих» мы предупреждали, что этого быть не должно. А какие свадьбы были! Собирались со всей округи, два дня гуляли. Но тоже никто не смел напиваться.

После школы Бронислав окончил курсы механизаторов. Рабочий путь начал в нынешнем КСУП «Заря и К». Но недолго там проработал:

— Мне очень нравилась сама работа, несмотря на то, что тракторы того времени и рядом не стояли с современными. А вот рабочий график не устраивал полностью. Не было у нас выходных. Работа от зари до зари. Ладно, суббота рабочая. Но и воскресенье тоже. Я был молод, хотелось иметь личное время. А его не было совсем. Я уволился и уехал в Волковыск. Сначала на «Металлист» пошел работать.

На этом предприятии Бронислав встретил девушку Надю, ставшую впоследствии его женой. После женитьбы он перешел работать на КСОМ, чтобы получить жилье. Через полтора года молодая семья справляла новоселье:

— Я, если меня что-то не устраивало в работе, уходил. Устраивался на другое место. Везде старался работать хорошо, и везде это ценили. Уже будучи на пенсии, вернулся в родное хозяйство. Это был первый шаг в сторону малой родины. А потом, когда умер старший брат, решил поселиться в родительском доме. Это было три года назад. Позитивным пунктом проживания здесь считаю местную власть. Председатель сельсовета, например, Игорь Александрович Соловей, хоть и недолго пока в должности, но для деревень, для сельчан делает много добра. Знает, кто чем живет, кого что интересует, кому что надобно.  

Бронислав Вацлавович вместе с женой Надеждой Владимировной заботятся о саде, выращивают цветы, сажают огород. У них плодоносят вишни. Причем третий год кряду. Из подсобного хозяйства — курочки, кролики, две собаки и два кота. Собачек и котиков внучка приносит, говорит, мол, вот тебе, дедушка, подарок. Он берет, конечно. Как же от подарка отказываться!

В доме мужчина поменял окна, обновил забор. Но внутри жилища Бронислав Вацлавович старается ничего существенно не менять:

— Пусть все будет так, как во времена моего детства. Все-таки родительский дом — это место, которое не сравнимо ни с чем. Родная деревня — это мой мир. Я уезжаю ненадолго в городскую квартиру, и уже по дороге туда начинаю скучать. И хочу быстрее сюда вернуться.

Мужчина больше не думает надолго покидать Вишневичи. Говорит, что от добра добра не ищут.