Для кого-то таким местом является деревня Манчели, рассказом о котором мы продолжаем цикл публикаций в рамках проекта «Моя деревенька».

Немного истории

Пожалуй, это одна из самых близ расположенных к районному центру деревень — от Волковыска Манчели отделяют всего 6 километров. Известна с XVIII века как деревня Волковысского повета Новогрудского воеводства Великого княжества Литовского. После третьего раздела Речи Посполитой (1795 год) оказалась в составе Российской империи, в Волковысском повете Слонимской, потом Литовской, потом Гродненской губерний. В 1796 году местечко принадлежало помещику Адаму Ельскому.

С 1905 году относилась к Шиловичской волости Волковысского повета Гродненской губернии.

С сентября 1915 года оккупирована войсками кайзеровской Германии, а с февраля 1919 — польскими. После непродолжительного нахождения в составе БССР, вошла в состав Польши (Рижский договор). С октября 1939 года снова оказалась в составе БССР, в Личицком сельсовете Волковысского района, Белостокской области. Была оккупирована гитлеровскими войсками с начала Великой Отечественной войны до середины июля 1944 года.

Деревня никогда не была большой — согласно данным переписи населения наибольшее количество жителей — 76 человек, здесь было зафиксировано в 1957 году. К 1970-му население уменьшилось до 62 человек, а к 2004-му — до 16. Сейчас из коренного населения в Манчелях проживают всего три человека летом и один — зимой.    

Название деревни для русского и белорусского языка звучит довольно необычно. Здешние уроженцы рассказывают, что в соседних Субочах поселился мужчина по фамилии Миклашевич. Одевался он странно, разговаривал с неким  акцентом. Говорил, что жил в Англии, в городе Манчестер. Местные, для большинства из которых весь мир заключался в своей деревне, смеялись над ним, не верили. Тогда он, обидевшись, построил себе дом менее чем в километре от Субочей и поселился там. Женился вскоре, детьми и хозяйством обзавелся. А люди место его проживания Манчестером стали называть. Только не получалось выговаривать непривычное для них слово. Так Манчестер превратился в Манчели.

Версия несколько фантастичная, но, в целом, правдоподобная. В частности, из-за фамилии основателя — в деревне жили практически одни Миклашевичи, связанные между собой родственными узами. Очень мало семей с иными фамилиями на протяжении всего существования деревни здесь проживало — это Черныши, Богданы, Евсики, Яновичи, Вербики. И еще меньшее — не являлись друг другу родственниками. Пусть даже «седьмой водой на киселе». Вероятно, поэтому браки между жителями Манчелей не заключались. По крайней мере, никто из местных подобных случаев припомнить не смог. И в этом факте еще одно отличие этой деревни от других.                                                            

Любимая, но не своя

Тамара Максимовна Миклашевич носит эту фамилию, потому что является вдовой, матерью и бабушкой прямых основателей деревни, если верить легенде. Эта умная и коммуникабельная женщина — одна из трех оставшихся жителей, которые, считается, проживают здесь постоянно. Правда, на зиму она переезжает в Волковыск, к дочери Галине.  

Тамара Максимовна не местная. Когда-то, 65 лет назад, она, молоденькая учительница приехала в Западную Белоруссию из Восточной по распределению. Преподавала в начальной школе в Субочах. В то время Субочи были небольшой деревенькой с минимальной инфраструктурой, где даже средней школы не было (она находилась в д. Вильчуки). Как каждая девушка того времени, молодая учительница пользовалась одним из самых новомодных и доступных развлечений — ходила в кино. Там однажды познакомилась с Мечиславом Миклашевичем из соседней деревни. После свадьбы молодая семья стала жить с родителями мужа в Манчелях:

— Деревня мне показалась совсем маленькой, особенно по сравнению с моей родной деревней Рассвет, находящейся в Мстиславском районе Могилевской области. Там 56 дворов было, а здесь — всего 13. Но люди совсем не отличались — и там хорошие, и тут такие же. Я единственная православная была на все Манчели. Но это никак не повлияло на отношение ко мне католического населения. И вообще, все мы здесь жили дружно, помогали друг другу, вместе праздники отмечали, вместе делали деревню лучше и краше. В это сложно нынче поверить, но даже заборов между домами не было. Только от дороги. Все праздники отмечали вместе — ставили большой стол посередине деревни, приносили еду и напитки, пели, танцевали. У нас даже свой гармонист был — Стась Черныш. Все умел играть — вальс, польку, краковяк, лявониху, мазурку…  

Нет в деревне дома, детей из которого Тамара Максимовна не вводила в удивительный мир знаний. Точнее, даже не одно поколение детей. И не из одной деревни, а из всех близлежащих. Учительский стаж  ее — 40 лет. Можно только представить, сколь для многих она является первой учительницей. Любимой учительницей. Нынче многие ее ученики уже на пенсии, но продолжают звонить, писать, приезжать. Как, например, сестры Галина и Вера Рейкины. Ученицы с учительницей стали не просто подругами, а близкими людьми.

Всю свою взрослую жизнь провела Тамара Максимовна в Манчелях, но признается, что не стала эта деревенька полностью для нее родной. Есть место желаннее:

— По ночам мне снятся места, где я родилась, где детство прошло и отрочество. Моя родная деревня Рассвет, моя малая родина. Глаза прикрою, ее вижу. Кажется, были бы силы, помчалась бы туда со всех ног. Тоскую по родным местам. По близким людям. По соседям. Очень тоскую. Часто вспоминаю ту, прежнюю жизнь. Хотя была она не легкой, не беззаботной.

Тамара Максимовна рано осталась сиротой. Виной тому — Великая Отечественная война. Отец в самом ее начале ушел на фронт и не вернулся. Мать, тяжело пережив потерю мужа, заболела и через несколько лет умерла. Пятеро детей погибшего солдата и его умершей вдовы росли, как могли. Тамаре, когда она осталась круглой сиротой, было всего 13 лет. Старшая Лена, которая была в 1943 году угнана фашистами в Германию, вернувшись, не осталась жить в деревне, а уехала в Ленинград. Там и осталась. Потом, к слову, многие племянники вслед за тетей выбрали постоянным местом жительства северную столицу России. В том числе сын и внуки Тамары Максимовны:

— Сын Володя и его семья живут в Санкт-Петербурге. Но сына уже нет в живых, он в 47 лет умер. И сын дочери Галины, Сергей, туда уехал. Вот их, моих детей и внуков, тянет и всегда тянуло в Манчели. Они жизни не представляют без этой маленькой деревеньки. Володя с семьей ежегодно приезжал сюда 23 года. И невестке Манчели по душе пришлись. Только во время пандемии не приезжала. А сейчас, как только появилась возможность, снова едет вместе с внуком и его женой. Дочь Галина тоже любит родную деревню. Получается, для всех моих потомков Манчели — самое родное место на земле. Такое же, как для меня Рассвет.

И снова пожилая учительница вернулась мысленно на родину. Перед ее глазами промелькнул один из вечеров ее детства. Начало войны. Общая мобилизация. Большой клуб. Много людей: взрослых и детей, мужчин и женщин. На сцене стоят те, кто завтра уйдет на фронт. Много мужчин, почти из всех 53 дворов по одному, а то и по два солдата. Среди них Максим Леонович Каноховский, отец Тамары:

— Я в красках помню тот вечер. Мужчины наши утром уехали, а к обеду в деревню вошли немцы. Помню, какой опустевшей выглядела деревня: женщины, старики и дети. Люди жили ожиданием окончания войны, ожиданием возвращения своих мужей, сыновей, отцов. Но вернулись очень немногие. Может — трое, может — пятеро.

Как и каждый человек на Земле, Тамара Максимовна самым ужасным событием в истории человечества считает войну. И очень расстраивается из-за событий, происходящих в Украине.

***

Мы с Тамарой Максимовной вышли на деревенскую улицу, укутанную в запах сирени и буйную зелень. Рядом с домом учительницы расположен добротный кирпичный дом с фигуркой Девы Марии на калитке. Захотелось узнать, что за люди здесь живут? Дом оказался нежилым.

— Два года назад умер его хозяин, молодой еще человек Юрий Беленинник. Умер внезапно на наших глазах, — сказала учительница.

Я знала, о ком идет речь. Потому что дом этот оказался домом моих соседей, с которыми мы дружим давно и крепко. Так, по-манчелевски дружим — как будто калитки между домами нет. Тетя Валя часто рассказывала историю своей семьи, деревни, в которой выросла. Получается, те истории касались Манчелей! Бывают же в жизни совпадения.

Жили-были

Великая Отечественная война в благополучную, довольно зажиточную деревню пришла неожиданно для всех ее жителей. Еще вчера на своей земле и на свои семьи работали, а уже сегодня какой-то чужак появился и говорит, что сельчане здесь никаких прав не имеют, что с этого дня все их нажитое добро принадлежит им, немцам, которых нужно беспрекословно слушаться, которым нужно беспрекословно подчиняться.

— Забирали еду, одежду, домашнюю утварь. Учили, как жить: как косить, убирать, сеять, как воспитывать детей, ухаживать за скотиной, готовить еду… Однажды пришли к нашему соседу, начали издеваться над ним и его семьей. Вероятно, полностью переступили черту, где еще можно вытерпеть. Потому что мой прадед, не выдержав, сказал что-то нелестное в их адрес. Его отвели под грушу и на глазах у членов семьи и нескольких односельчан показательно расстреляли, — вспомнила рассказ прабабушки Марии тетя Валя.

Если правильно, то звать ее не Валя, а Ваця, Вацлава. Но это суть дела не меняет. Ее манчельские предки носили фамилию Вербик (по пришлому мужу Марии Миклашевич), так что этот род тоже  происходит от Миклашевичей. У расстрелянного прадеда Павла и его жены Марии Вербиков в начале войны дочь «ходила на сносях». После расстрела отца у нее начались преждевременные роды, от которых она умерла. Новорожденную девочку назвали Станислава, воспитывала ее бабушка Мария. В то время земля была великой ценностью, которой в немногочисленной семье Вербиков было в достатке. Поэтому юная Станислава была на редкость завидной невестой. Замуж она вышла за парня из деревни Куколки. Он, Вацлав Беленинник, пришел в примаки, но, несмотря на это, быстро завоевал уважение коренных жителей Манчелей. Умным был, толковым, работящим. Работал на железной дороге:

— Папа был передовым железнодорожником, ударником труда. Мама работала на своей земле, ухаживала за большим хозяйством,  воспитывала нас, детей, которых в семье было четверо. Точнее, даже пятеро, но брат Валик умер маленьким. А мы: я, Стась, Марийка и Юра росли здоровыми и работящими. Никто не удивлялся, что у Беленинников толковые дети. Сама слышала, как люди говорили, что в родителей пошли.

Семью Станиславы Станиславовны и Вацлава Ивановича Беленинников в деревне ценили и уважали. За трудолюбие (это качество в те годы было незаменимым), за крепкое хозяйство (все в доме было сделано на славу умелыми руками хозяина), за дружественное отношение к односельчанам (никогда никому не отказывали в помощи).

— У нас было на удивление счастливое детство и юность. Пятидесятые — шестидесятые годы. У нас первых в деревне появилось радио. Помню, как бежали к нам все деревенские женщины, когда начинал петь самый популярный в начале 50-х годов ансамбль «Сестры Федоровы». В доме не помещались. Во дворе слушали. Там же подчас и в пляс пускались. Мы, дети, смеялись, глядя, как они ногами и руками двигают. Каждый из них свой шейк и вальс изобретал. И мы около них танцевали, кто как мог. Смеху было, радости… А вечерами, слушая это самое радио, ткали, вязали, вышивали крестиком и гладью, — вспомнила соседка.

Первый в деревне телевизор тоже у Беленинников появился. Неказистый такой, с маленьким экраном. Но какое счастье было смотреть то, что там показывали! Люди со всей деревни, затаив дыхание,  следили за судьбой героев из фильмов «Весна на Заречной улице», «Свадьба с приданым», «Максим Перепелица» и других. Сельчане в большую комнату не вмещались, стояли около окон. Но сколько эмоций было, сколько обсуждений! Чуть позже телевизор появился и в доме первой героини моего очерка — Тамары Максимовны Миклашевич.

Тетя Валя, как и Тамара Максимовна, вспоминает, как весело отмечали праздники, особенно религиозные. Заканчивался пост, накрывали стол посередине деревни, приносили всякие вкусности (кто на что горазд) и гуляли. Как одна большая семья. И зима не была помехой. И дожди:

— Был у нас такой веселый дядечка — Виталь Миклашевич. Помню, после Пасхи сильный дождь прошел. Да такой сильный, что, казалось, деревня в реке стоит. Мы, дети, решили поплавать. Взяли балейки для стирки (круглые такие, в каждом доме были) и поплыли на них по улице. И дядька Виталь за нами на каком-то корыте пристроился. Его занесло в липы. Он там застрял и кричит на всю округу. Жена его на крыльцо вышла, говорит, мол, так тебе, дурню старому, и надо. И назад в дом ушла. А мы испугались, подумали, что и правда потонет дядька. И к нему поплыли, спасать. Вытащили его из заводи. Мокрые были, как бобры. Но не заболел никто. В то время дети были закаленными, крепкими, здоровыми.

Любили спать на чердаке, на сене. Запах такой, до сих пор помню. Засыпалось мгновенно. Кажется, только глаза закрыл, а уже мама с татой будят, мол, пора вставать, надо коров пасти. Коров в то время много было в деревне, чуть ли не каждую неделю «калейка». Бывало, заснем, а коровы на колхозные луга забредут. Разбудит нас бригадир, пожурит, мол, надо лучше следить за стадом. Но мы снова засыпали, а коровы снова — на желанное пастбище.

Вскоре старший сын Беленинников, Станислав, пошел работать в совхоз механизатором. Да так работал, что сразу прославил свою деревню. В первый же год он стал одним из самых передовых работников в районе. Дом Беленинников был сразу отмечен «переходящим Красным знаменем» и лозунгом с надписью, что здесь живет ударник труда. К слову, младший сын Беленинников — Юра, последний представитель рода, проживающий в деревне, тоже был знатным работником сельского хозяйства. И Станислав, и Юрий могли бы связать свои жизни с этой отраслью навсегда. Но, следуя моде того времени, оба уехали «за лучшей жизнью» в город. Не нашли они ее, той лучшей жизни. В итоге Юрий вернулся обратно, но вскоре умер. А Станислав умер много лет назад.

— Любимые мои братишки… Рано ушли из жизни. Думаю часто, как правдивы слова, что «где родился, там и пригодился». Здесь, в Манчелях, они бы еще живы были. И счастливы. Я почему-то уверена в этом. Да и мы с сестрой лучше бы не уезжали из родной деревни. Марийки моей тоже в живых нет, — Вацлава Вацлавовна Беленинник, моя тетечка Валя, заплакала. Много в ее жизни было потерь.

Этот дом, напоминающий ей о маме с папой, о братьях-сестрах, она любит всей душой. Говорит, что если бы не подводило здоровье, то каждый день бы сюда приезжала. А то и жить бы осталась. Но ни сил, ни здоровья уже нет. Только память. Добрая. Светлая. Чистая.

***

Нет настоящего без прошлого. Нет прошлого без настоящего. Нет будущего без прошлого и настоящего. А между ними — миг, название которому ЖИЗНЬ.