Иду по булыжной мостовой. Большинство домов не выглядят заброшенными. Кажется, что вот-вот скрипнет дверь и выйдут из дома хозяева. Но это только кажется. Пустота в деревне. Ни души. Никто не сидит на скамейках, никто не берет воду из колодцев, никто не выглядывает в окошко… Лишь пара собак сопровождала меня в надежде получить лакомство. Зашла я в один двор — замок на двери дома, во второй — дверь заколочена, в третьем дом оказался открытым, но нежилым. Как оказалось, в ветреный холодный день судить о том, в каком доме живут люди, с уверенностью можно лишь по дымку, идущему из трубы.

Историческая справка

Карповцы — деревня Красносельского сельсовета, расположенная в 17 километрах от Волковыска, в 70 километрах от Гродно, в 3,5 километрах от железнодорожной станции на линии Волковыск — Мосты.

Когда была основана деревня — неизвестно, но первое упоминание о ней относится к середине XVIII века, как о деревне Волковысского повета Новогрудского воеводства ВКЛ. После третьего раздела Речи Посполитой (1795 г.) д. Карповцы вошла в состав Российской империи и находилась в Волковысском повете Слонимской, потом Литовской, потом Гродненской губернии.

В 1914 году в деревне насчитывалось 25 дворов, хозяйство вели 136 сельчан. Пережила эта деревня, как и другие населенные пункты Волковыщины, три оккупации — войсками кайзеровской Германии, польскими войсками и немецко-фашистскими. Находилась в составе БССР, потом перешла в состав Польши, потом, с 1939 года, снова вошла в состав БССР. За год до начала Великой Отечественной войны деревня насчитывала 43 двора, проживало здесь тогда около 250 человек. Уже был организован колхоз «Большевик», в который вступило преобладающее большинство сельчан.

Название деревни, вероятнее всего, произошло от имени или фамилии основателя деревни. И это не противоречит единственной версии, которую я услышала от местных. Когда-то давно здесь поселилась семья по фамилии Карповы. И начали называть местечко Карповцы. И хотя давно уже такой фамилии нет в деревне, название ее напоминает о первопоселенце этого местечка.

В километре от Карповцев находится памятник археологии — кремнедобывающие шахты и кремнеобрабатывающие мастерские, которые относятся к позднему неолиту и бронзовому веку.

Памятник в честь участников антифашистского подполья, тот, о котором я указывала выше, был открыт в 1964 году.

Забыть нельзя. Помнить!

О начале Великой Отечественной войны жители деревни Карповцы узнали в самом ее начале — в пять часов утра 22 июня 1941 года взрывы авиабомб, которые фашисты обрушили на железнодорожную станцию Россь и прилегающий к ней аэродром, не могли разбудить разве что мертвого. Люди вышли на улицу. Уже рассвело, а потому отчетливо был виден в той стороне черный дым, который неприятным запахом растекался и по Карповцам. В саму деревню война пришла спустя шесть дней в образе вооруженных фашистов, которые на своем пути забирали (живой или убитой) всю попавшуюся на глаза живность — коров, свиней, овец, гусей, кур, уток, кроликов.

Несколькими днями позже новая власть начала устанавливать свои порядки. В первую очередь выявляли активистов Советской власти и наказывали их. Затем начался массовый вывоз молодежи на принудительные работы в Германию. Ближе к осени фашисты приступили к выявлению евреев, переселению их в созданные загоны с колючей проволокой, а потом — к их уничтожению.

В Карповцах, как, впрочем, повсеместно на территории Беларуси, были созданы организации сопротивления врагу. Сначала несколько взрослых сельчан объединились в партизанский отряд, который вскоре присоединился к уже действующему партизанскому отряду им. Калинина. Молодое поколение Карповцев — от 13 лет и старше — создало подпольные комсомольскую и пионерскую организации.

О борьбе юных карповских подпольщиков с врагом мы писали уже не раз. К сожалению, не всем им было суждено дожить до Победы.

На обелиске, который воздвигнут в честь этих ребят, подпольщиков и партизан, погибших и оставшихся в живых, высечены по обе стороны имена и фамилии карповских героев, чья помощь в победе над врагом была незаменима и неоценима. И даже если в Карповцах не останется ни одного человека, эти имена навек будут прописаны в деревне.

Сын — в отца

Дымок из трубы слался по двору, калитка открыта настежь, как бы приглашая войти. Вхожу. Мужчина приятной наружности лет шестидесяти подбрасывает в печку дрова.

— Не закрывайте дверцу, — прошу я вместо приветствия. Замерзла очень, пока шла по деревне.

И только потом — «здравствуйте». Он был рад моему приходу. По крайней мере, мне так показалось. Несмотря на перенесенный почти два года назад инсульт и не полное пока восстановление после болезни, мужчина оказался на редкость приветливым и коммуникабельным человеком. А еще — очень симпатичным.

Николай Иванович Веретило. Сын Ивана Александровича Веретило и племянник Анатолия Александровича Веретило. Его отец и дядя входили в ту самую организацию юных карповских подпольщиков.

— Расскажите, что слышали от отца про войну? — спрашиваю.

— Из Первой мировой расскажу. Смотрите, большое дерево из окна видать. А под ним два убитых солдата лежат. Кто они, за кого воевали, никто не знает и уже не узнает. Отец рассказывал, что дед и другие люди видели, как здесь закапывали два человеческих тела. И больше никто и никогда этими людьми не интересовался. А из войны с фашистами первое, что вспоминается, это тоже мало кому известный факт, произошедший у нас за день-два до войны. И тоже из папиного рассказа. Здесь, в окрестностях деревни стояла какая-то железная установка, а в палатке с ней рядом жили несколько солдат, которыми командовала женщина. 20 июня вблизи деревни пролетел немецкий самолет. Его тут же сбили солдаты, стоящие у нас. Самолет упал в лесу, недалеко от деревни. Солдаты с женщиной быстро туда поехали и взяли живых немецких летчиков, которые спустились на парашютах и остались невредимы. Их привезли в деревню и на улице допрашивали. Возле гумна собрался весь деревенский народ. Эта командирша расспрашивала немцев на их языке. Они вели себя по-разному. Один немец все время молчал, а второй талдычил как попугай «Гитлер — гут, Сталин — капут». Потом обоих немцев погрузили на машину и куда-то повезли. Вероятно, к тем, кто умел получше проводить допросы, — Николай Иванович встал и еще подбросил дровишек в печку.

А потом вспомнил свое детство. Как отец копал огород, а он шел за ним и собирал патроны. Пятьдесят квадратных метров — ведро патронов. Отец забирал их у сына и куда-то относил, приговаривая: «Чему тут удивляться, две войны по этому месту прошли».

— Свое участие в Великой Отечественной папа не любил афишировать. Хотя рассказывал, конечно, когда просили мы, дети. Я и мои сестры Светлана и Татьяна. Рассказывал, например, о первом задании от партизан, когда ему и его другу было поручено встретить двух человек и провести их в партизанский отряд. Волновались они, но все сделали правильно. Отец же мальчиком совсем был — в 13 лет начал свою подпольную деятельность.

Вспомнил сын «юного мстителя» и рассказ бабушки о тех днях, когда в деревне только-только появились фашисты. Велели они через местного старосту всем хозяевам домов вывесить на двери фамилии всех членов семьи с указанием возраста. И строго наказывали тех сельчан, в домах которых кто-то из членов семьи отсутствовал. Требовали сообщить куда пошел, по какому делу, когда вернется. Бабке героя моей статьи несколько раз указывали на то, что нет на месте сыновей, и угрожали физической расправой. Но, к счастью, обошлось. Говоруньей знатной та бабка была, любого заболтает так, что во все поверит. 

К слову, эта самая бабка оказалась женой деда совершенно случайно. Историю эту Николай Иванович рассказывает с улыбкой:

— Ехал дед на возе с белостокского базара. Остановился перекусить в трактире около Берестовицы. А там две девки подавали еду и питье. Уж очень одна из них ему приглянулась. Подходит он к пану, владельцу трактира, и просит как мужик мужика. Мол, продай работницу, понравилась очень. Хочу в жены ее. Пан вник в ситуацию и согласился. Недорого с деда взял — всего пять злотых. «Дешевая» жена оказалась красавицей, умницей, работницей. Семеро замечательных детей дед с ней воспитал, прожив в любви и согласии до старости.

Свой брак мужчина тоже называет случайным. Видимо, в деда пошел касательно любви с первого взгляда:

— На танцах в Росси объявили «белый» танец, это когда девочки парней приглашают. Ко мне подошла девчонка, пригласила. И понял я, что не хочу, чтобы этот танец заканчивался. Провел ее до дома в Красносельском. Это было накануне 23 февраля. Кристина (так звали девушку) попросила, чтобы я подождал минутку. Побежала в дом и вернулась с подарком, книгой Гончарова «Обрыв», подписанной ею для меня соответственно к празднику. В конце этого же года мы поженились.

Сразу после свадьбы Николай Иванович уехал на службу в город Легница, что в Западной Польше. Он был военным. После срочной службы в погранвойсках в городке Чоп, расположенном на стыке трех государств — Украины, Словакии и Венгрии, он окончил Саратовское военное училище, продолжив военную карьеру в войсках связи. Он хотел, чтобы отец им гордился. И отец гордился им, потому что получал не раз благодарности за службу сына.

— Меня часто мучает бессонница. Лежу и вспоминаю детство, юность, зрелые годы. Радуюсь за детей, сына Юрия и дочь Анну. Они настоящие представители рода Веретило. Сейчас оба живут в Минске, имеют хорошие должности. Но главное — они хорошие люди и патриоты. Сын приезжает почти каждый месяц. Дочь тоже часто навещает. Я ими очень горжусь, — рассказал Николай Иванович. Ему есть что вспомнить перед сном. Много он знает интересных историй. Например, история почти разрушенного дома (остались две ставни) в своеобразном парке в конце деревни:

— Здесь получили земельные наделы осадники —  польские колонисты-переселенцы, вышедшие в отставку военнослужащие Войска Польского. Вот этот разрушенный дом, остатки которого чудом сохранились, принадлежал поляку по имени Войт. Деловой был человек, бизнесмен прирожденный. Он сразу рядом с домом разбил шелковичное поле и почти начал разводить шелковичных червей (тутовых шелкопрядов). Уже личинки закупил, своеобразную мини-ферму соорудил. Все было готово к производству. Но началась война. Пан Войт бросил все свое добро и быстро ретировался с нашей земли. Только его и видали, — рассказал еще одну интересную деревенскую быль Николай Иванович Веретило.   

Веретило — фамилия в нашем районе известная. Многие люди, носящие ее, в той или иной мере способствовали и способствуют развитию нашего района, области, страны. Николай Иванович и вся его семья — яркое подтверждение сего факта.

Чужими не были ни дня

Табличка на доме Светланы Николаевны Удальцовой гласит, что здесь живет ветеран Великой Отечественной войны. А дверь мне открыла хрупкая миловидная женщина, выглядевшая лет на шестьдесят. Оказалось, что ветераном была мама Светланы Николаевны. А ей самой не шестьдесят, а за семьдесят уже. Просто выглядит она хорошо, молодо. Мама же умерла недавно, дожив, на радость близким, до 91 года.

— Возможно, деревенская жизнь продлевает молодость, — улыбается хозяйка, приглашая в дом.

Семья Удальцовых — переселенцы. В Беларусь они приехали давно, в далеком 1992 году. Удальцовы — русские. Но жили в Узбекистане, в городке Янгиюль. Красивое, уютное местечко недалеко от Ташкента, в котором Светлана родилась, в котором прошли ее детство и отрочество. После учебы в Москве снова приехала в родной город. Здесь вышла замуж за отличного парня, здесь родила детей: дочь Елену и сына Михаила. Когда дети стали взрослыми, а в огромной некогда стране под названием Союз Советских Социалистических республик началась перестройка, Светлане Николаевне и Юрию Борисовичу захотелось быть поближе к кому-то из детей. Дочь обосновалась в Новосибирске, сыну нравилось место, куда он попал служить — Беларусь. Так что выбор был.

— Наш сын Миша служил в армии в деревне Скрибово. Мы приехали к нему в гости. Нам настолько понравилась Беларусь в целом и Волковысский район, в частности, что мы, не раздумывая, решили сюда переехать на постоянное место жительства. Родственники нас поддержали в этом желании.

У коренных горожан из Узбекистана, никогда не видевших колодца, печки, коров и прочих прелестей сельской жизни, денег хватило лишь на дом (довольно неплохой) в деревне. В Карповцы их пригласил друг сына. Дом, в котором они сейчас живут, как раз продавался. И понравился всем Удальцовым. Добротный, деревянный, по мнению знающих местных людей — теплый. Покупка была сделана. Вечно живущие «на этажах» узбекские граждане стали жителями деревеньки, в которой ни водопровода, ни природного газа отродясь никто не ждал. И, самое главное, им эта новая, совершенно неизвестная жизнь пришлась по душе.

— Мы сюда переехали, когда возраст за сорок перевалил. Сначала жил с нами сын. Потом он женился и переехал в Красносельский. А мы работали. И на работе, и на своем участке. Конечно, не все получалось. Помню, говорит сосед, мол, у меня поросята появились, возьмите парочку. Будете со своей свининой. А мы как раз картофель выкопали, что сами сажали. То есть, корм для свинок есть. Не рассчитали только. Через пару месяцев съели свинки весь наш урожай, сидят в сене голодные, хрюкают. Пришлось с ними расстаться, — Светлана Николаевна улыбнулась воспоминаниям.

Потом они с мужем и с мамой узнали, как обращаться с живностью. С огородом на «ты» обращаться стали. Особенно Светлана Николаевна любит разводить цветы. В общем, постигли Удальцовы все деревенские премудрости:

— Нам это даже нравилось. Молодые были еще, полные сил. Это теперь уже не помешал бы санузел дома, вода и газ. Но и так ничего. Был бы мир на земле.

Никто из Удальцовых ни разу не пожалел, что выбрали Беларусь. Светлана Николаевна говорит, что это замечательная страна. Лучшая из лучших. Которую она считает своей родиной и которую считать таковой очень приятно. Дочь, приезжая в гости из Новосибирска, тоже с восторгом говорит о Волковыщине, о людях, которые здесь проживают. Если бы снова вернуть те годы, когда речь в семье Удальцовых шла о переезде, то они снова выбрали бы эту страну. И даже, вероятно, эту деревню. Они, как ее коренные жители, испытывают сожаление, видя, что деревня угасает. Но понимают, что процесс закономерный и необратимый.

— Узбекистан я люблю всей душой. Тот, который я знала. Это было красивое и комфортное место проживания с хорошими людьми. В отличие от Беларуси, Узбекистан был очень многонациональным. Вместе со мной, например, работали русские, украинцы, узбеки, крымские татары, казахи, корейцы. И Беларусь я люблю. Ту, которую знаю. Если спросят у меня, какую из стран я считаю своей родиной, уверенно отвечу, что обе. В равной степени.