Большой деревня никогда не была, а сейчас здесь и вовсе пустынно. Лишь ухоженность дворов, заметная под снежным покрывалом, да сизый дымок, вьющийся над крышами, свидетельствуют о том, что в домах живут люди. И не простые. А, как я убедилась позже, «золотые» люди здесь живут. Непосредственные, мудрые, добрые, честные… Замечательные! Однако обо всем по порядку.

Вчера, сегодня, завтра

Бурнево — деревня в Верейковском сельсовете, расположенная в 32-х километрах от Волковыска и в 70 — от Гродно.

Впервые о ней упоминается в конце XVIII века как о местечке Гудевичской волости, Гродненского повета, Слонимской губернии Российской империи. В это время здесь в 28 домах проживали и вели хозяйство 128 жителей. Здесь располагалась известная на всю округу кузница. В 1905 году принадлежность деревни читалась так: Росская волость, Волковысский повет, Гродненская губерния. Количество жителей оставалось прежним. С сентября 1915 года деревенька была оккупирована войсками кайзеровской Германии, с февраля 1919 года — польскими войсками. После непродолжительного нахождения в составе БССР она стала частью Польши, сменив Гродненскую губернию на Белостокское воеводство. Это продолжалось до ноября 1939 года, когда деревня снова вошла в состав БССР, став центром Бурневского сельсовета Волковысского района Белостокской области. Во время Великой Отечественной войны, с конца июня 1941 года до середины июля 1944 года деревня была оккупирована немецко-фашистскими захватчиками. После освобождения область, на территории которой расположена деревня, сменила название с Белостокской на Гродненскую.

С наступлением мирного времени деревня находилась на территории Реплевского, потом Верейковского сельсоветов, а ее жители трудились в нескольких, менявших названия сельхозорганизациях, которые объединены сейчас в РСКУП «Волковысское».

Точной версии о происхождении названия деревни нет. Большая часть местных жителей считает, что произошло оно от имени первого владельца этих земель, помещика по фамилии Бурневич. Существует также версия о том, что это место было пристанищем бурых медведей, или, как их называли в старину, буров. А первый человек, построивший здесь жилище, был принят медвежьей стаей и долгое время жил по соседству со зверями. Обычно деревня — это дорога и расположенные по обе стороны от нее здания. В Бурнево такого нет. Здесь расположение домов асимметрично, хотя в целом единство композиции сельской местности сохранено. Остается ощущение, что история у этого местечка весьма богата и насыщена событиями, которые сегодня, к сожалению, неизвестны. Удивляет и то, что такое небольшое, лишенное какой бы то ни было инфраструктуры (кроме не действующего нынче магазина) и отдаленное от более-менее крупных поселений место, дожило до наших дней, хотя множество более приспособ­ленных для жизни деревень исчезло.

Сегодняшнее Бурнево — это пять жилых домов, в трех из которых проживает по одному человеку. С хозяйками этих домов мне посчастливилось познакомиться поближе.

Ее абсолютная гордость — дети

Двор Галины Ивановны Эйсмонт в Верейковском сельсовете называют одним из самых красивых в окрестности. И это заметно даже в пасмурный зимний день. Несложно представить, какая здесь красота весной-летом-осенью, когда все растет, цветет и пахнет.

Сюда тянет даже аистов, которые, как оказалось, не могут жить вдали от дома Эйсмонтов.

— Когда-то давно я посадила во дворе две ели. На одной из них много лет назад свили гнездо аисты. Недавно то дерево пришлось спилить, так как оно представляло угрозу для строений. Прилетели аисты, покружили над деревней в поисках другого места. Не нашли. Снова свили гнездо в нашем дворе, уже на столбе. Каждый год прилетают, — рассказала хозяйка.

Бурнево — родная деревня ее мужа, которого уже нет в живых. Сама же Галина Ивановна родилась и выросла в Слонимском районе, в расположенной рядом с городом деревне Поречье. В наш район попала в 1968 году по распределению после окончания Жировичского сельскохозяйственного техникума по специальности «агроном». Сначала начисляла работникам заработную плату в должности заместителя заведующего участком. Потом сама заняла эту должность. Говорит, что урожайность у них в то время была лучшей в районе, достигала 57 центнеров с гектара:

— У нас было шесть участков, и мы между собой соревновались. До сих пор у меня спрашивают, как получалось в то время иметь такую высокую урожайность, до которой сейчас не всегда дотягивают. Тогда же и минеральных удобрений было меньше, а «химия» выделялась только для обработки семенных участков. Вытягивали за счет качества. Старались запахать пораньше, прокультивировать и снова запахать, чтобы не было сорняков. Сеяли вовремя… Да и у каждого были свои, выработанные годами методы. Много сеяли в то время бураков. И вся работа была вручную. «Дялки» выделялись всем работником, независимо от должности. Помню, сколько было радости, когда появились свеклоуборочные комбайны.

Должность, в которой Галина Ивановна проработала больше тридцати лет и заработала большое уважение в хозяйстве, — агроном-семеновод. Работа была сложной, ответственной, но очень интересной.

Наш район в целом, а деревня Бурнево, в частности, сыграли значимую роль в ее судьбе. В профессиональной, конечно, но особенно — в женской. В первый же год работы в нынешнем РСКУП «Волковысское» (тогда колхоз им. Ленина) девушка встретила парня, который сразу ей очень понравился. Любовь оказалась взаимной. Спустя примерно полгода Галина и Мечислав стали мужем и женой. Местом для проживания выбрали родную деревню мужа. Стала родной она и для героини моей статьи.

— Тогда здесь проживало человек 120, во многих домах по две семьи — родители и семья сына или дочери. Дружили все, помогали друг другу. В каждом доме — по двое и больше детей. В школу, в Злобовщину, ребят подвозила колхозная машина. А мы, взрослые, сами добирались до места работы. До конторы в Репле, например, — полчаса езды на велосипеде. А если погода не позволяла ездить, то ходили пешком. Во время сельскохозяйственных кампаний я приходила домой в час ночи, а иногда в два, и даже в три. А в пять — обязательный подъем, потому что надо еду приготовить, с хозяйством управиться. Конечно, муж во всем помогал. Да и дети рано стали самостоятельными, — вспомнила Галина Ивановна.

Дети — ее абсолютная гордость. Дочь Анна — медицинский работник, сейчас живет в Гродно, работает в страховой медицине. Зять Мечислав — бывший сотрудник МЧС, сейчас работает водителем «скорой».

— Зять местный, реплевский. Вот недавно мне помог электроотопление в доме сделать. Сейчас печь топлю только для удовольствия. Дочь и зять приезжают ко мне почти каждые выходные. И внучка Лилия с ними. Я хотела в свое время назвать дочь Лилей, но муж настоял на Анне. Так я попросила назвать полюбившимся именем внучку. Дети вообще прислушиваются к моему мнению. Когда у внучки после старшего сына Тимофея родились два мальчика-близнеца, был как раз Ильин день по календарю. Я сказала, хорошо бы было одного из мальчишек Ильей назвать. Внучка согласилась. Сейчас семилетние Алексей и Илья — мои самые дорогие гости. Хозяева растут. И кур накормят, и траву газонокосилкой покосят.

Сын Валерий с женой и дочерьми Юлией и Ольгой приезжают на малую родину не так часто. Далековато. После окончания сельхозинститута в Горках он остался там жить. Но нет такого праздника, чтобы они обо мне не вспомнили, — рассказ о детях доставляет Галине Ивановне искренне удовольствие. Потому что ей есть кем гордиться. Она уверена, что главное в воспитании детей — собственный пример. Жалеет женщина лишь о том, что муж не видит взрос­ления своих правнуков. Пять лет назад умер ее Мечислав Адольфович, когда до золотой свадьбы супругам оставалось меньше года.

Не назвать ее жизнь безоблачной

Давно я не встречала такого милого, доброго, славного человека, как Станислава Ивановна Романчук. Пока она рассказывала о себе, мне все сложнее было сдержать возглас: «Ну почему, почему на долю этой женщины выпала такая несчастная судьба?». Которая, впрочем, не смогла сломить ее, превратить в озлобленного и равнодушного человека.

Даже самые первые детские воспоминания Станиславы Ивановны не наполнены радостью. Хотя и горечи в них тоже нет. Смирение.

— Я родилась на хуторе, вблизи деревни Седейки. Хотя и Бурнево была рядом, и Злобовщина недалеко, и Духовляны, да и до других деревень рукой подать. Жили мы бедно, дом был старый, вот-вот завалится на бок. Когда наделяли землю, родители перевезли его из деревни на хутор. Это было в начале 30-х годов прошлого века. Потом, когда началось обратное переселение из хуторов в деревни, перевозить уже было нечего. Так что и детство мое, и юность, и большая часть молодости прошли именно здесь, на этом хуторе, в этом покосившемся домишке, — начала свой рассказ женщина.

Из всех жителей, оставшихся в Бурнево на зиму, она самая пожилая, родилась в 1937 году. Старшим ребенком в семье, где позже родились еще девочка и два мальчика. К слову, у отца Стаси Яна ее мама Казимира была второй женой. Первая умерла во время родов. Любил он ее очень, сожалел сильно о потере, долго не женился. А потом встретил достойную женщину, предложил женой стать. Вышла она замуж за вдовца вопреки воле своих родителей. О счастье мечтали супруги, о добробыте, о здоровых детках, которые подарят им внуков на радость в старости. Не сбылись мечты Яна и Казимиры Романчуков.

— Я родилась с врожденным вывихом бедра. Сестра Ванда в детстве сломала ножку и стала калекой. Брат Ян заболел воспалением мозга, после чего не мог учиться, а потом стал глухим. Вся наша надежда была на самого младшенького Стефана, который был справным хлопцем: здоровым, сильным, смышленым. Но случилось беда с ним — вернувшись из армии, пошел брат купаться на карьеры около Красносельского и утонул. Это была самая страшная в моей жизни трагедия. Самый страшный день в жизни всех членов нашей семьи, — Станислава Ивановна смахнула слезу.

Больше трагедий в этой семье не случилось. Как, впрочем, и больших радостей не было. Ванда замуж не вышла. Ян «пошел в примы» в уже немолодом возрасте, но детей в том браке не случилось. Героиня моей статьи тоже осталась незамужней и бездетной.

— Я училась лучше всех в классе. Любила читать, писать, считать. Бывало, приду домой из школы, стараюсь быстро управиться по хозяйству, чтобы скорее сесть за книжки. С книгами я была счастлива. Электричества в нашем доме не было, я училась при свете керосиновой лампы. Зачитаюсь, что и времени не замечаю. А папка бурчит с печки, мол, ложись, доченька, не жги керосин, дорого. Семь классов я окончила на одни пятерки. Учителя уговаривали меня поступать в педучилище, прочили мне хорошее будущее. И сама я хотела этого больше всего на свете. Но не смогла, потому что надо было идти работать, чтобы копить деньги на покупку дома. В нашем жить становилось невозможно, — вспомнила пожилая женщина.

Долго пришлось копить. Когда Стасе исполнилось 33 года, совместными усилиями семье удалось отложить на дом 3 тысячи рублей. Дом в то время купить было прак­тически невозможно, так как деревня разрасталась, дети отделялись от родителей, покупая жилье, как правило, в той же деревне. Или где-то поблизости. Однажды Романчуки узнали, что семья из Бурнево переезжает в другой район, и пока покупателя на свой дом не нашли. Ян Романчук с дочкой Стасей пошли, чтобы договориться о покупке. Сумма, которую запросили за дом, была слишком велика для этой семьи. Начали искать недостающие деньги. В долг взяли, колхоз дал ссуду. В 1970 году купили новое, роскошное по их меркам жилье — три комнаты, кухня, веранда. Все шестеро переехали:

— Тогда я впервые узнала, как приятно читать при электрическом освещении, топить печь не по-черному, глядеть в светлое окно. Мы были бы самыми счастливыми людьми, если бы не гибель Стефана.

Станислава Ивановна работала дояркой на ферме, брала много работы, чтобы долг отдать. Этим еще больше подорвала здоровье:

— Мне вообще нельзя было поднимать тяжелое. Но несмотря на то, что ноги постоянно болели, я была передовой работницей. Почему замуж не вышла? Лишь бы выйти, то, конечно, могла бы. А так, чтобы нравился и меня звал… Не было такого. В то время к инвалидам было другое отношение. Тогда ни одна мать не позволила бы сыну жениться на калеке. Я любила помогать людям, радость от этого испытывала. Поэтому часто готовила еду на свадьбы и другие торжества. А меня приглашали гостьей. Часто было, что уговорит подружка пойти на танцы. Мол, назад будем вместе возвращаться. Она себе сразу парня найдет, который ее провожает. А я одна иду домой. Иду и плачу. Потом около дома остановлюсь, постою, чтобы родители не видели моих слез. Чтобы не расстраивались из-за меня, — в голосе нет боли. Смирение.

Сейчас Станислава Ивановна одиноко проживающая. Но себя такой не считает. Потому что кругом такие добрые люди. Соседи. Работники сельсовета. И выслушают, и поймут, и помогут. А еще потому, что к ней приходит социальный работник Янина Мошко, с которой у пожилой женщины сложились почти родственные отношения. Конечно, хотелось бы более близких отношений с кровными родственниками. Но их немного, и они уже пожилые. И только с папиной стороны. И с маминой есть родня. Но их Станислава Ивановна почти не знает:

— Наверное, не простила родня моей маме того, что она вышла замуж за любимого, но очень бедного парня. А дети двою­родного брата клонятся ко мне, навещают, интересуются. И от этого у меня радость.

Всегда есть чем себя занять

Когда я слушала рассказ Ядвиги Адольфовны Степанюк, в голову пришла мысль, что придумать более интересный, эмоциональный и душещипательный сюжет, чем это делает сама жизнь, довольно сложно.

Счастливая сельская семье Адольфа и Ванды Трухановских из деревни Ганосовцы ждала ребенка. Односельчане в один голос заверяли, что на этот раз обязательно родится девочка. Ох, как эти слова грели душу супругов! Во-первых, в семье уже подрастали двое мальчишек из рожденных четырех (двое умерли в младенчестве). Во-вторых, Адольф всегда мечтал о девочке, а его любящая и любимая жена это прекрасно знала. Они даже имя девочке придумали — Ядя, Ядвига. Перед появлением ребенка на свет Адольф умер, оставив жену с тремя малыми детьми:

— Не натешился папа долгожданной дочерью. Мама меня любила за двоих.

Ядвига росла болезненным ребенком. Но в тоже время была девочкой послушной, трудолюбивой, доброй. Ганосовцы — деревня рядом с Бурнево, поэтому была известна ганосовским сельчанам очень хорошо. Ядвига с подружками бывала в обеих деревнях, брала яблоки из богатого колхозного сада, который располагался в то время на бурневской окраине. После перенесенного в младенчестве воспаления мозга Ядвига не ходила в школу, потому что учеба ей давалась с трудом. А работать девочка начала рано — в 12 лет пошла в колхоз:

— Вязала снопы, скидывала мешки с машин, собирала камни, полола… Мне давали посильную работу, я с ней справлялась. В 15 лет стала доить коров. Помню первую, помню жуткий страх, что ударит меня корова. Я даже маму позвала на помощь. А потом привыкла, хоть было очень тяжело. Потому что нужно было ухаживать и за коровами, и за телятами. А вся работа выполнялась вручную.

Когда Ядя заневестилась, из армии пришел бурневский парень Леонид. Он сразу приглянулся девушке — этакий симпатичный широкоплечий моряк. Однажды он пришел к ним в гости, якобы к брату, который тоже вернулся из армии:

— Потом он попросил меня проводить его из дома. Я голые ноги в валенки всунула, накинула легкий тулупчик. Мы часа четыре простояли на морозе. Коленок я не чувствовала. То ли от холода, то ли от счастья, — улыбнулась воспоминаниям Ядвига Адольфовна.

Семь лет длились романтические отношения парня и девушки. Она сразу готова была выйти за него замуж, но он не предлагал. Любил, но слушался родственников, которые прочили ему более выгодную невесту.

— Я забеременела и сказала об этом любимому, а он сразу меня бросил. Тяжело было. Было очень стыдно перед односельчанами и очень горько самой. Я-то его очень сильно любила, тосковала, страдала… Не давала покоя мысль о том, что ребенок будет расти без отца. Только на работе как-то отвлекалась, — вспомнила пожилая женщина пережитое в молодости.

Вероятно, Леонид тоже ее сильно любил, потому что все-таки женился на ней вопреки недовольству близких. Их сыну Алику тогда как раз год исполнился. Жить возлюбленные стали в Бурнево. А вот фамилию своему сыну Леонид Степанюк так и не дал. И долгое время вел себя с ним отчужденно. Как, впрочем, и его родители. А когда в браке родилась дочь Елена, то матери даже повысить голос на нее не разрешалось. Когда прошлое подзабылось, Леонид и Ядвига стали обычной семьей, воспитывающей двоих детей, пусть и с разными фамилиями.

Ядвига Адольфовна часто вспоминает обе деревни своей молодости. И Ганосовцы, и Бурнево, так как они ей одинаково близки и дороги. Видит, как наяву, медленно идущих по деревенской улице упитанных коров, сворачивающих каждая к своей калитке. Как она вместе с подругами спешит в коровник, пробираясь через огромные сугробы. Как стоит под деревьями толпа молодых людей, весело что-то обсуждая. И многое-многое другое вспоминает из той жизни, когда Бурнево жила бурной жизнью, подтверждая свое название.

Дом у Ядвиги Адольфовны большой и уютный. Все здесь сделано руками хозяина, которого уже нет в живых. Он был известным на всю округу мастером, работал на пилораме. Руки у него росли, откуда положено. Дом опустел, когда его не стало. Но жизнь продолжается. В детях, которых Степанюки воспитали хорошими людьми:

— И Алик, и Лена живут поблизости, в Гудевичах. Приезжают часто. Особенно сын. Стремятся мне что-то вкусное привести, что-то новое показать, в интересное место свозить. Они для меня стараются, а я — для них.

У этой трудолюбивой женщины нет свободного времени. Долгими зимними вечерами она сама изготавливает шерстяные нитки, из которых потом вяжет детям, внукам, близким и знакомым носки, шапки, свитера и другие нужные вещи. А летом на приусадебном участке работа находится. Лучший отдых для Ядвиги Адольфовны — чтение периодических изданий, самые любимые из которых волковысская и мостовская районные газеты.

***

Тихо, мирно, размеренно живет деревенька Бурнево. Она мне запомнится надолго, потому что я провела здесь несколько незабываемых часов, наполненных теплотой и искренним общением.